В 11 часов ночи, после долгих хлопот друзей, с трудом разыскавших извозчика, согласившегося ехать за телом, Лермонтов был доставлен на свою квартиру. Здесь он находился до похорон. Лорер описывает свои впечатления так:
«Мы оба с Вегелиным пошли на квартиру покойника, и тут я увидел Михаила Юрьевича на столе, уже в чистой рубашке и обращенного головой к окну. Человек его обмахивал мух с лица покойника, а живописец Шведе снимал портрет с него масляными красками. Дамы, знакомые и незнакомые, и весь любопытный люд теснились в небольшой комнате, а первые являлись и украшали безжизненное тело поэта цветами… Полный грустных дум я вышел на бульвар… Во всех углах, на всех аллеях, только и было разговоров, что о происшествии… Я заметил, что прежде в Пятигорске не было ни одного жандармского офицера, но тут, бог знает откуда, их появилось множество, и на каждой лавочке отдыхало, кажется, по одному голубому мундиру».
Организация похорон представила большие трудности, так как священник В. Эрастов отказался отпевать поэта и позже даже сделал донос на протоиерея П. Александровского о том, что тот проводил тело Лермонтова до могилы. В своем же доносе он писал, что «Лермонтова, как самоубийцу, надо было палачу привязать веревкой за ноги и оттащить в бесчестное место и там закопать». Это высказывание мракобеса Эрастова рисует то гнусное отношение к великому поэту, которое имелось в реакционных кругах царской России и подготовляло почву для организации его убийства. Свободное правдивое слово поэта, осуждавшее пороки общества, где подвизались эрастовы, вызывало у слуг царизма лютую ненависть.